Англичанка гадитО сексуальной экспансии на Экваторе

«Что Англия? Привыкли чуть что: Англия, Англия…»
— из к/ф «Тот самый Мюнхгаузен»

Узрев меня в своем ресторане, Дон Мануэль ставит на стойку рюмки. Разливает медрониевку (шнапс из плодов земляничного дерева). Она у него чистая: без сивушной мазутности. «Начинается!» – думаю я, имея ввиду не пьянку, а необходимость подчиниться сногсшибательно-пенному потоку португальской речивости. Когда доходит до «гуверну» (правительстве), Тройки кредиторов страны и других судьбоносных тем, португальский дискурс волочет меня брюхом по песку, как атлантическая волна. Я никудышный сёрфер, на гребнях риторики не держусь: лечу мордой в песок проигранного спора, оглушенный эмфатическими «que» и прочими португальскими «доколь».

«Нет никакой Португалии и не было: мы провинция Испании!» – ресторатор Мануэль водружает финальную вишенку на многоярусный торт своей полемической конструкции. Вот те на: нестандартный ход! А начиналось вполне конвенционально – про «гуверну», Евросоюз и вечные «что делать, да кто, блин, виноват?»!

Подобно нам русским, португальцы – народ сказочно-сослагательной ориентации. Гордятся прошлым, а не настоящим.  Любят себя пожалеть. Поискать виновных снаружи. Тройка, Евросоюз: плохому танцору всегда пиндосы мешают, англичанка гадит. У нас в поселке нет нормального интернета и, боюсь, никогда не будет. Летом, когда много отдыхающих, ходим онлайн по очереди с соседями. Полгода, как не работает мобильная связь: ремонтируют водонапорную башню, на которой установлены антенны. Молоденькая кассирша в «Интермарше» пять минут отсчитывает тридцать семь центов сдачи: старшее поколение не умеет читать, младшее – считать. А среднее поголовно занято обсуждением узловых «если-бы-да-кабы» в португальской истории. Это я себя жалею: по-португальски. Или чисто по-русски хаю место, в которое меня никто, собственно, не звал. Но это любя. Место волшебное, но заколдованное. Почти Алентежу. Deep South.

История Португалии действительно богата судьбоносными бифуркациями, дающими почву для рассуждений в сослагательном наклонении. Что было бы, если бы деньги тамплиеров осели не в Португалии, а в Испании? Если бы король Дон Себастьян не погубил себя и большую часть неиссякаемой португальской знати в бессмысленном походе на Марокко? Если бы португальскую монархию не реставрировали после 60 лет испанского правления? Если бы испанцы не имели неосторожности оттяпать у Португалии Сеуту, где сегодня беженцы штурмуют границу Испании в Африке? Если бы Веллингтон не прогнал французов? Если бы анархисты не убили в 1908 году короля Дона Карлуша и его сына?

Если бы просвещённый диктатор Салазар вложил несметные богатства, осевшие в стране после войны, в модернизацию, а не лепил лубок традиционного общества (фаду-Фатима-футбол)? Сосед Франко был действительно кровавым диктатором, но рок-н-ролла с кока-колой не запрещал, новых технологий не боялся. И, наконец, главный вопрос от ресторатора Мануэля: была бы вообще Португалия, если бы ее не прикрывала с моря Англия? И чего дружба с Англией стоила Португалии?

Роман «Экватор» португальского писателя Мигеля Соузы Тавареша – развернутая метафора «love-hate» отношения Португалии к Англии. Герой повествования – блистательный португальский “рыцарь”, которого погубила любовь к Вавилонской Блуднице – Англии. Та, как это принято у англичан, прицельно гадит Португалии вообще и нашему герою в частности. Нас русских собственный классик обозвал страной рабов. О Португалии – не без основания – говорят, что они страна рабовладельцев. Английские авторы утверждают, что португальцы перевезли по миру миллионы невольников и страсти-мордасти рабства в южных штатах США блекнут в сравнении с ужасами на португальских латифундиях.

Португальцы пожимают плечами: «Самим было не сладко!». Это как нам “предъявлять за голодомор” или зверства сталинизма, от которых наш народ тоже пострадал. Но почему-то хочет их непременно оправдывать. Вот и в Португалии тема рабства – территория изысканных мифологий, неразрешенных вопросов, невынесенных приговоров. При Салазаре в оборот запустили мем об отечески-гуманном отношении португальцев к рабам. Они не только давали работу африканцам и – превозмогая нестерпимый «саудад» по оставленным на родине женам – чисто патриотически занимались любовью с африканками, но и детишек-мулатов не бросали. Этакие расовые дальтоники, ставшие на путь «сексуальной экспансии». Такую формулировку услышал на видео с презентации книги в Питере (внизу).

Узнав про «сексуальную экспансию», изошел похотливыми слюнями: я тоже хочу! Ведь что же это получается, граждане: наша Родина-Мать требует, чтобы мы за нее умирали (что, согласитесь, не характеризует ее как хорошую родительницу), а португальская Патрия зовет на секс с грациозными африканками и прочими экзотическими японками! Мама, роди меня португальцем!

Удивительно, но сказка о добрых секс-колонистах еще гуляет по Португалии. В Лагуше табличкой помечено место первого в Европе невольничьего рынка. Несколько лет назад там даже провели историческую реконструкцию прибытия первой партии рабов в Европу. И Президент был – на тот момент Каваку Силва!

Не претендую на глубокое знание Португалии. И не пытаюсь написать рецензию на замечательную книгу, мастерски переведенную Ринатом Валиулиным. За что ему нижайший поклон. Но хочу кое-что понять. Поставить вопросы. Чтобы ответили более опытные товарищи или «таварешы».

В историческом плане мне все ясно: португальцев в эпоху великих географических открытий, вероятно, не было и пары миллионов. Чтобы закрепиться на новых территориях, надо было распространять, как шутят англичане, «seaman’s semen». Сексуальная экспансия созвучна сексуальному рабству, и роман Тавареша построен на сексуальных и культурных напряжениях на фоне «сердца тьмы» – рабства. Сексуальная и социальная раскованность англичанки побеждает консервативную изысканность “благородного дона”. Тот, доложу я вам, пытался быть «умнее своего народа»: отверг соотечественницу-латифундистку и причитающуюся ему по кодексу сексуальной экспансии негритянку.

Азулейжу в Повоа де Варизим, португальцы в праздничных костюмах, Повуа-ди-Варзин, Póvoa de Varzim, фото Стасмир, photo Stasmir

Поматросил и бросил?

Но есть вопросы об устройстве португальского общества. Я уж не говорю про африканок, но как относились к этому колонизаторскому блуду жены португальских “секс-крестоносцев”? «O meu amor foi para о Brasil», – поет фадистка Ана Моура: «Любимый уехал в Бразилию». Разумеется, не вернулся. Почему португальские женщины не сопровождали мужей в дальние плавания? «На каравелле мест не было», – скажут мне. Рассказывают, что Вашку да Гама обнаружил на борту одного из своих судов двух представительниц древнейшей из профессий. Велел их зачем-то выпороть, потом, помучившись совестью, попросил у них прощения прямо на смертном ложе.

Настенная негритянки в восточных фьордах Исландии, Стёдварфьордюр, Восточная Исландия, Фьярдабиггд, фото Стасмир, photo Stasmir

O meu amor foi para a Islândia?

Пусть этот эпизод – фантазия очередного английского автора. Но на смену каравеллам пришли более комфортабельные суда: шхуны там, пароходы. Скандинавские семейства целиком грузились в трюмы, отправляясь заселять Миннесоту, Дакоты или прочие Манитобы. Польские и немецкие семьи осваивали Висконсин. Эмигрантские семьи болели, умирали, тонули, по прибытии переживали суровые североамериканские зимы, но делали это вместе, а не порознь!

«США и Канада были официально открыты для колонизации, – отвечают мне – а португальские мужчины плыли в Бразилию попытать удачу: их никто не звал». Когда лет через двадцать пять они, наконец, обустраивались на новом месте, поздно было посылать за португальскими женами. Я бы тоже предпочел покорную африканку строптивой португалке, хотя в сухом остатке не известно, что хуже.

Может, португальские женщины сами не рвались в колонии, довольствуясь ролью и статусом доны, матери, хозяйки? И плевать им было, что у ихних сеньоров там с африканками, лишь бы деньги домой слали. Это сегодня Ана Моура всякие современные феминистические блудни облекает в традиционные одежды фаду! А может дело в немыслимо архаичном устройстве португальского общества: до 1974 года – Революции гвоздик – простым португалкам даже паспорта собственного не полагалось, а за рубеж они могли ездить лишь в сопровождении мужей.

Итак, последний аргумент за столь милые моему сердцу (как легко догадаться) семейные ценности: в романе «Экватор» англичане гадят португальцу семейной ПАРОЙ (правда, не храня супружеской верности). А тот болтается по Сан-Томе в одиночку! Финальный аккорд, тост за семью, низкий поклон. И поплыл я на заработки. В Исландию, а не в Африку. Один: без жены!

PS    Рассуждения на аналогичную тему здесь.

Комментировать

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.